Она органично включена в духовный путь христианства, спустя две тысячи лет не утратившего своей первоначальной новизны и слышащего, как Дух Божий призывает его «выплыть на глубину» (Duc in altum!), чтобы говорить и даже «кричать» миру о Христе как о Господе и Спасителе, как о «пути, истине и жизни» (Ин 14, 6), как о «цели человеческой истории, точке опоры, в которой сходятся идеалы истории и цивилизации». Розарий, мариологический по форме, в действительности является молитвой с христологическим содержанием. В простоте своих элементов он сосредотачивает глубину всей евангельской вести, являясь, можно сказать, ее кратким изложением. В нем звучит эхо молитвы Марии, Ее непрестанное «Величит душа Моя» {«Magnificat») в ответ на искупительное дело Воплощения, начавшееся в Ее девственном лоне. С Розария христианский народ начинает школу Марии, приобщающую к созерцанию прекрасного лика Христа и переживанию глубины Его любви. Посредством Розария верующий достигает обилия благодати, словно получая ее прямо из рук Матери Искупителя. (...)

Однако самой важной причиной для того, чтобы вновь призвать к молитве Розария, является ее огромная ценность: она помогает верующим в исполнении задачи созерцания христианской тайны, которую я предложил в апостольском послании Novo millennio ineunte как истинную и постоянную «педагогику святости»: «Существует потребность в христианстве, отличающемся, прежде всего, искусством молитвы». Когда в современной культуре, несмотря на множество препятствий, возникает, отчасти под влиянием других религий, потребность в новой духовности, как никогда важно, чтобы наши христианские общины стали «настоящими школами молитвы». Розарий относится к одной из лучших и наиболее проверенных традиционных форм христианского созерцания. Это типичная медитативная молитва, появившаяся на Западе и соответствующая определенным образом «молитве сердца», или «Иисусовой молитве», возникшей на почве христианского Востока.

Многочисленные знаки свидетельствуют о том, насколько Пресвятая Дева и сегодня через эту молитву хочет проявлять материнскую заботу, которой умирающий Спаситель препоручил всех чад Церкви в лице возлюбленного ученика: «Жено! се, сын Твой!» (Ин 19, 26). Девятнадцатому и двадцатому веку известно много случаев, когда Матерь Христа различными способами давала почувствовать Свое присутствие и услышать Свой голос, чтобы призвать Народ Божий к этой форме созерцательной молитвы. Особым образом я хочу вспомнить о признанных Церковью чудесных явлениях в Лурде и Фатиме, святых местах, сохраняющих большое значение в жизни христиан и притягивающих многочисленных паломников, которые ищут утешение и надежду.

Невозможно перечислить всех святых, нашедших в Розарии подлинный путь к святости. Достаточно вспомнить св. Людовика Марию Гриньона де Монфора, автора ценного труда о Розарии, и нашего современника о. Пия из Пьетрельчины, канонизировать которого мне недавно выпало счастье. Истинный апостол Розария, блаженный Бартоломей Лонго, обладал особой харизмой. Его путь святости опирался на услышанное в глубине сердца: «Кто проповедует Розарий — спасен!». Он почувствовал себя призванным построить в Помпеях храм, посвященный Деве Марии Святого Розария, на фоне развалин античного города, некогда едва затронутого христианской вестью и погребенного в 79 году извержением вулкана Везувия, выступившего из-под пепла много веков спустя, чтобы свидетельствовать о светлых и темных сторонах древней цивилизации. Всеми своими трудами, в особенности произведением «Пятнадцать суббот», Бартоломей Лонго развил христологический и созерцательный дух Розария, находя особенную поддержку и ободрение в лице Льва XIII, «Папы Розария».

(Св. Иоанн Павел II)